Том 10. Последние желания - Страница 162

162

– Извините, мамзель Шарлотта, – заговорил он неровно. – Я не знал. Я, может быть, испугал… Но я наделся… Ваш папаша… И мой папаша…

Гнев Шарлотты исчез. Остались только страх и горе. Она закрыла лицо руками.

– Уйдите, – прошептала она бессильно.

– Я уйду теперь, – продолжал ободрившийся Иоганн. – Я вас понимаю, простите ли вы меня? Вы так нежны, так деликатны… Вы – нервная, впечатлительная девица… Но я вас обожаю, вы это должны знать, я достоин прощенья именно потому, что я вас честно, искренно обожаю, мой папаша не далее, как завтра…

– Уйдите, – опять прошептала Шарлотта с мольбой, не открывая лица.

«Боже! – думала она. – Здесь! Какое оскорбление, какой позор! Здесь, при нем!»

Отдаленные голоса посетителей послышались за поворотом. Иоганн осмотрелся, ловко вскочил на забор и перепрыгнул на ту сторону. Шарлотта встала, не смея отнять рук, не смея взглянуть направо, где безмолвно и безмятежно благоухали крупные розы, чуть склонив головки, и белел меж их зеленью неясный очерк милого лица.

Не оборачиваясь, опустив голову, медленно направилась Шарлотта к дому. Стыдом и страхом была полна ее душа.

VI

Шарлотте долго нездоровилось, и она не выходила из своей комнаты. Отец хмурился, предлагал послать за доктором Финчем. Но Шарлотта оправилась, опять стала выходить. Стоял уже август, осенние цветы стали распускаться на могилах.

Однажды, после обеда, Шарлотта тихо пробиралась по знакомым тропинкам к своему месту. Все утро шел дождик, но теперь выглянуло желтое, влажное солнце и золотило колеблющуюся, уже поредевшую листву. Шарлотта хотела завернуть направо – и вдруг заметила, что решетка могилы Альберта отворена. Она знала, что садовник не приходил, а она сама всегда крепко запирает дверь. Значит – кто-то есть там.

Тихо, стараясь не шуметь опавшими листьями, Шарлота вернулась и обошла решетку с другой стороны, где прутья были реже и сквозь сиреневые кусты можно было видеть, что делается внутри.

Шарлотта взглянула – и невольно схватилась за толстый мокрый ствол березы, чтобы не упасть. На ее скамейке, около могилы Альберта, сидела женщина.

Все лето, с самой ранней весны, Альберта никто не посетил. Шарлотта привыкла думать, что он одинок, что никто не заботится о нем, что он принадлежит только ей. И вот какая-то женщина, может быть более близкая ему, чем Шарлотта, входит сюда по праву, садится около него.

Шарлотта стиснула зубы, острая злоба, ненависть рвала ей сердце, всегда такое доброе и покорное. Она жадно смотрела на незнакомую даму.

Дама была стройна, хотя невысока, нисколько не худощава и одета с большим изяществом, даже богато, вся в черном. Миловидное молодое лицо выражало большую грусть, но грусть не шла к задорному носику и круглым черным бровям. Так и хотелось, чтобы это лицо улыбнулось. Но вместо того дама вынула платок и провела им по глазам. Потом вздохнула, опустилась на колени, подбирая платье, сложила руки, опустила на них голову и замерла так на несколько мгновений. Креповый вуаль упал красивыми складками. Шарлотта заметила, что на кресте висел громадный, дорогой и неуклюжий фарфоровый венок. Широкая лента с надписью закрывала мраморный медальон. Безмолвные, редкие и холодные слезы падали из глаз Шарлотты, она их не замечала. Да, да! Это она. Это та графиня, кузина, невеста его, которую он любил, которая может сбросить скромный, легкий венок, сделанный руками Шарлотты, выдернуть цветы, посаженные ею, – и навесить свои звенящие, фарфоровые гирлянды, может трогать и целовать нежное мраморное лицо, может запереть на замок двери решетки – и Шарлотта никогда не войдет туда… Вся кроткая душа ее возмутилась и теперь была полна неиспытанной злобы. Шарлотте хотелось броситься к незнакомой, даме, схватить ее за одежду, за длинный вуаль, кричать, выгнать вон и запереть решетку.

– И он, и он! – повторяла она с горечью, как будто знала наверно, что Альберт рад этому посещению и фарфоровым цветам. – Сколько времени не была! Ведь я все время ходила, мои цветы, мои венки! Все я, все ему! А теперь сразу – кончено!

Дама встала, отряхнула песок с платья, поправила ленту, постояла, опять вздохнула, перекрестилась по-католически и, забрав свой ридикюль из черной замши, направилась к выходу. Она плохо знала дорогу и все не попадала на главную аллею. Шарлотта тихо, как кошка, следовала за нею издали. Наконец, дама нашла путь и прямо повернула к смотрительскому домику.

Шарлотта так и думала, что она зайдет к ним. Быстро, едва переводя дух, подбирая тяжелые, длинные косы, которых не заколола, обежала с другой стороны и разбудила отца.

– Какая еще дама? – недовольно ворчал Иван Карлович, надевая сюртук.

– Графиня… Кузина… Семнадцать тысяч триста одиннадцать… – лепетала Шарлотта, переводя дыхание.

– А… Хорошо! Сию минуту.

Шарлотта скользнула за ним в большую, темную приемную и, незамеченная, притаилась в дальнем углу за столом с грудою книг.

Иван Карлович пригласил даму сесть около конторки, недалеко от окон. Шарлотта из своего угла видела ясно ее свежее лицо.

– Ах, я вам очень благодарна за могилу моего дорогого… – заговорила дама по-русски, с легким иностранным акцентом. – Такой порядок, такие прелестные цветы.

– Да-с, сударыня, – сдержанно, но самодовольно произнес Иван Карлович. – У нас во всем порядок. Номер вашей могилы 17311?

– Я не знаю, право… Альберт Рено…

– Так-с, 17311. Все сделано, что возможно. Оставшиеся деньги…

– Ах нет, ах нет, пожалуйста! Я еще хотела дать… Вот пока пятьдесят рублей.

162