Том 10. Последние желания - Страница 67

III

Вася спал за перегородкой в передней. Долго слышно было, как он раздевался, потом вздыхал, но не от печали, а от полноты чувств, потом молился Богу на коленях и с усердием клал земные поклоны, слушая, как лоб стучит об пол. Наконец, повозившись, затих. На цыпочках миновав переднюю, Вава прошла к себе, в длинную просторную комнату, где она спала с няней. У няни был свой уголок, отгороженный кумачными ширмами. На деревянном треугольнике стояли образа с темными ликами, в серебряных ризах. Деревянный точеный образок, желтый, Варвары-великомученицы, с деревянным сияньем вокруг головы. Сзади была положена муаровая малиновая бумага, лампадка в виде рюмки с широкой ножкой из зеленого стекла горела перед образами. Живой поплавок поддерживал светильню, которая бросала мерцающие, зелено-бледные лучи вниз, на завешенное окно, на белую скатерть стола.

У другого стола няня складывала под лампадой вязанье, собираясь ложиться. Она повернула строгое, заботливо-недоброе лицо и, увидав входящую Ваву, стала вдруг ласковой. Черные глаза улыбнулись. Няня, на которой лежало хозяйство, уход за больным, счет деньгам, весь дом, вечно была озабочена, занята, ворчлива; у нее не было времени любить кого-нибудь. Одну Ваву она любила особенной любовью и считала ее родной. Для нее Вава была девочкой, и она баловала ее яблочком, черносливом, хотя мечтала для нее и о женихах.

– Что, Вавинька? – сказала она. – Спать пора. И пора-то прошла.

– Я ложусь, няня. Чего-то спать не хочется.

– А ты ляжь, благословясь, так и уснешь.

Вава подошла к постели и села на кровать, не снимая темного капота.

– Няня, хорошо здесь, – сказала она.

– Где, деточка?

– Здесь, на даче.

– Здесь солнышко горячее, – задумчиво сказала няня. – Моим старым костям хорошо. Намедни села с вязкой у окна, а солнышко на руки. Уж так прогрело, так прогрело… Совсем другое солнце. Да тебе это что ж. Человек молодой, у тебя другое на уме. Поди, скучно тебе-то.

– Нет, няня, мне и солнце… А чего же скучать? Я знаю, ты скажешь – нет общества. Но это временно, няня, я не скрываю, люблю общество. Только если судьба встретить кого-нибудь интересного – я и здесь встречу. Ах, няня, сколько есть интересных людей! Только ты знаешь мой вкус. Я какого-нибудь не полюблю. Мне нужен характер. И чтобы известное изящество было. И встречаешь иногда, и веришь, а потом вдруг оказывается тряпка и совсем не то.

– Да, вот и не то! – полуворчливо произнесла няня, убирая что-то на столе. – Слава Богу, какие попадались, а все тебе не то, все, глядишь, дело-то и разладится. И в Москве, слава Богу, жила у покойной Анны Ниловны, и везде жила-и все судьба не выходит. А пристроиться оно-то лучше.

– Я знаю, няня… У Анюты я была – теперь у Андрюши… Он болен, у него семья… Мне нужно свое положение иметь, ведь денег я ничем не могу Андрюше заработать… Только как же так за первого попавшегося замуж выходить? Я без любви не могу выйти. Это гадко.

Няня уже умилилась:

– Да что ты, глупенькая? Кто тебя заставляет? В тягость ты, что ли, Андрею-то Нилычу? Жди себе с Богом своей судьбы… Денег, видишь ли, она не может зарабатывать! Да видано ли, чтоб девушки деньги зарабатывали? Это пускай ужо Нюрка. У нее модность-то всякая. А ты, слава Богу, не из нынешних!

Она обернулась и, любя, взглянула на Ваву.

Вава все так же сидела с ногами на кровати, обняв колени обеими руками. Двойной свет, красно-зеленый, от лампы и лампадки под образами освещал ее фигуру, согнутую в комочек, в темном ситцевом капоте и продолговатое лицо. Вава была еще несколько лет тому назад очень красива… Теперь от этой красоты остались только следы. Смуглое, правильное лицо пожелтело, около больших карих глаз легли коричневые круги. И на поблекших чертах лежало странное выражение деятельности, порою юношеского веселья и ожидания. Как будто жизнь прошла сверху, не коснувшись души. Да жизнь и не проходила: Вава жила вся в будущем и не замечала, что это будущее никогда не приходило. Детство свое Вава мало помнила; вероятно, ее учили чему-нибудь, давно, но ничем не заинтересовали. Читала она только старые переводные французские романы – няне вслух. Любила общество, любила – слегка – всех людей, которые ее прежде находили красивой и которым она раз навсегда поверила добродушно и счастливо. Она ждала любви, выбирала, хотела, чтоб ее завоевывали, искала каких-то неясных «идеалов» из французских романов и не находила. В последние годы ей смутно стало приходить в голову, что нехорошо жить вечно у брата, что хорошо бы выйти замуж. Но свежие губы ее улыбались с прежней добротой. Няня не замечала, как стареет ее любимица. И Вава не замечала сама. И если смутное, неосознанное чувство приходило к ней, оно было мимолетно, и она не хотела его сознавать.

Вава всех любила за то хорошее, что с ней будет впереди. И ей всегда было хорошо.

– Спать ложись, – настойчиво проговорила няня и потушила лампу.

Огонь метнулся вверх, оторвался от фитиля и исчез. Спокойные зеленые лучи лампадки ярко лежали на полу. Узкое лицо Вавы казалось бледнее и моложе. Она распустила негустые каштановые волосы, встряхнула ими и потянулась. Няня стала молиться Богу. Вава быстро сбросила капот, туфли и улеглась. Несколько минут она еще видела мерно кланяющуюся няню и ее мутную, громадную тень на стене. Потом ей опять вспомнилось, что все так хорошо и интересно и что никто не может знать, что еще будет завтра. Она закрыла глаза, и все тихо слилось и стерлось.

IV

На другой день генерал сделал визит. Андрею Нилычу понравилось, что хозяин так предупредителен, и он вышел к нему в очень хорошем настроении. «Старый такой, генерал, и первый сейчас же явился, – думал Андрей Нилыч, – вежливый человек».